Когда зажигаются ёлки…

Новогодняя песня

Мои родители – учителя. Одно из первых воспоминаний – это Новый год в сельской школе. Мне года четыре, мама взяла меня на ёлку. Мы заходим в актовый зал, и шумный праздник буквально обрушивается на меня со всех сторон. Огромная сверкающая ёлка, дети в маскарадных костюмах, музыка, смех, хороводы. Я была ошеломлена этой круговертью. Особенно мне запомнилась одна песня. Там были такие слова: «А-а, в Африке реки вот такой ширины! А-а, в Африке горы вот такой вышины…». Смысла я её не поняла, потому что в деревне говорила только на родном языке, но показалась она мне восхитительно прекрасной. Гораздо позже я узнала, что это песенка Красной Шапочки из одноимённого фильма. Но в моей памяти она так и осталась как новогодняя, наряду с такими хитами, как «В лесу родилась ёлочка» и «Маленькой ёлочке холодно зимой». И ещё долгое время при звуках этой песни мне представлялась играющая огнями ёлка, летающие в атмосфере шумного веселья конфетти и серпантин…

Золушка на чужом балу

Мы две дошкольницы, я и моя подружка Аля, кувыркались в снегу, когда её позвала мама. Она велела ей переодеваться, потому что сейчас они пойдут во Дворец культуры на новогодний утренник. Её мама сказала, что и я могу пойти с ними, только должна отпроситься дома. Уж не помню, что я там сказала бабушке, но через пять минут уже бежала вприпрыжку обратно. Пока мы с Алей, её братиком и мамой дошли до Дворца, то чуть было не опоздали на новогоднее представление. В зал мы пробирались уже в полутьме, и тут же погрузились в волшебные превращения и сказочные чудеса, творящиеся на сцене. Когда представление закончилось и зажёгся свет, я увидела, сколько детей пришло на праздник. Очень много! И все нарядные! Тут были и Буратино, и Шахматная королева, и Пират, и Лисичка… Моя подружка, и та была нарядной. А я… Мокрые валенки, огромные штаны, выцветшее фланелевое платьице. Мне хотелось спрятаться под кресло. А тут ещё всех детей поставили в большой хоровод вокруг ёлки, и персонажи сказки вышли к детям. Я было хотела ускользнуть, но Алина мама, женщина строгая, вернула меня обратно и велела веселиться вместе со всеми. Более унизительного праздника душа моя не помнит. Как назло, этот нескончаемый хоровод длился целую вечность, во время которого я возненавидела все фланелевые платьица этого мира, все коричневые валенки и шерстяные гамаши.

Мышонок – звезда

Это была мечта любой девчонки. Сверкающая тысячью разноцветных искр, выложенная блестящими елочными бусами и украшенная звездой. Ослепительной красоты вещь! По крайней мере мне, советской второклашке, такой казалась. И эта роскошная корона-кокошник вдруг стала моей!

На новогоднем вечере в школе, где работала моя мама и куда она меня взяла с собой, после маскарада мне её подарили мамины взрослые ученицы. Их ёлка уже прошла, вот они и решили порадовать учительскую дочку.

Домой я несла её на вытянутых руках, боясь обронить хоть одну блёстку из тех, что усыпали корону и были сделаны из битых ёлочных игрушек.

… На школьной ёлке я, обычно одетая скромно, даже немножко стеснялась своего великолепия. Мама мне сшила из белого шёлка наряд снежинки, обшила его серебристым дождиком. Уже было красиво. А тут ещё корона. Она венчала образ, делая его просто роскошным, по моему разумению. Без неё я была бы обычной девочкой-снежинкой, а в короне – королевой!

Оценивая себя сейчас, понимаю, что тот кокошник, конечно же, был велик для маленькой девочки. Он возвышался над моими бантиками едва ли не на четверть роста. Под него требовалась гораздо более статная девица, и не в легкомысленном платьице-снежинке, а в чём-то более монументальном.

Но мне-то казалось, что я произвожу фурор. Даже сама старшая пионервожатая подошла и попросила мою корону на новогодний вечер десятиклассников. Наша пионервожатая была та ещё модница, и её просьба мне жутко польстила. С разрешения мамы праздничный убор перекочевал в её руки. Больше я корону не видела.

Появление этой короны в моей жизни было настоящим новогодним чудом. Как и положено чуду, оно, как яркая вспышка, озарило мне праздник и растворилось в пространстве. Но ощущение, что я, серый мышонок, могу быть звездой, осталось.