«Набрать воды и вернуться живым...»

В своих воспоминаниях блокадник, а теперь житель нашего города, рассказывает о трагической странице в истории Ленинграда

27 января вся страна, а особенно жители Санкт-Петербурга, отмечают годовщину снятия блокады Ленинграда. Один из свидетелей этих событий Анатолий Белов проживает в нашем городе.

21 сентября 1941 года Гитлеру представили доклад о Ленинграде. На следующий день им была утверждена директива, в которой фюрер принял решение стереть город с лица земли. Предполагалось плотно блокировать Ленинград, сравнять его с землей с помощью артиллерии всех калибров и непрерывных бомбардировок, а все попытки населения покинуть город пресечь. С наступлением на Москву часть армии «Север» была отведена от Ленинграда. Гитлер писал, что голод (жителей) сделает свое дело, а с наступлением лета эпидемии болезней завершат начатое. Этого не случилось.

Родился я в Ленинграде 17 ноября 1930 года в семье рабочего. Отец мой до войны работал разметчиком на Балтийском кораблестроительном заводе. Мама была домохозяйкой. К началу войны в семье было уже четверо детей. Жили мы в коммуналке на втором этаже на улице Фонтанке. В начале войны отец по брони работал на заводе как необходимый специалист, а потом был призван на войну защищать Родину.

В 1941 году во время блокады Ленинграда наша семья, как и остальные жители блокадного города, пережили многое. 8 сентября Ленинград был окружен. В кольце блокады оказалось более 2,5 миллиона человек. С этого дня начались обстрелы и воздушные налеты. Блокада грозила еще более страшной трагедией – голодом. Я сам видел, как немецкие самолеты шли на бомбежку Бадаевских продовольственных складов. Были уничтожены большие запасы продовольствия. С Ленинградом связи «по сухопутью» после 8 сентября 1941 года не стало. Уже с 11 сентября нормы выдачи хлеба постепенно уменьшались. В ноябре были установлены самые низкие нормы выдачи хлеба по карточкам: 250 граммов рабочим и инженерно-техническим работникам, иждивенцам и детям – 125 граммов. В частях первой линии обороны, служившим на боевых кораблях и летно-техническому составу – по 500 граммов. Не было ни еды, ни воды, ни тепла, ни электричества, да еще постоянные обстрелы и бомбежки. Воду брали из реки Фонтанки, но из-за постоянных бомбежек было небезопасно добраться туда, набрать воды и вернуться живым. Однажды я пошел с бидончиком за водой и едва уцелел от летящего снаряда, успев свернуть за угол дома. Когда бомбежка стихла, я, выйдя из укрытия, увидел срезанное пополам дерево, мимо которого должен был пройти за водой.

Мне вместе с другими ребятами приходилось дежурить на чердаке и сбрасывать зажигательные снаряды. В доме работал только репродуктор, по которому были слышны сигналы ударов метронома. Если редкий отсчет ударов – значит, обстрелов нет, а частый стук – начался обстрел, значит, мы должны прятаться в подвале. Вначале действительно так делали, а потом привыкли и часто оставались в квартире, с мыслями будь что будет. Дом наш был в форме буквы «Г», а квартира располагалась в сторону Финского залива, то есть с меньшей стороны дома, и в неё не так часто стреляли. А с большой стороны в дом попали три снаряда весом по 300-500 килограммов, и часть его была основательно разрушена.

Осенью 1941 года мы предприняли неудачную попытку эвакуироваться из Ленинграда. Во время неё погиб мой младший брат. Его труп в одеяле я по поручению матери отнес и положил в общую кучу мертвых тел, которых потом вывозила похоронная бригада и хоронила в общей яме. Где он остался лежать, так и не удалось узнать.

В конце марта 1942 года мы предприняли вторую попытку эвакуироваться по льду Ладожского озера под постоянным обстрелом немцев. Эта была единственная дорога, позволяющая выехать из города. «Дорога жизни», так ее прозвали ленинградцы. Выехав из города на грузовике, мы пересели на поезд. Это был эшелон из обычных товарных вагонов – теплушек с истощенными людьми. По плану начальства поезд направлялся в Краснодарский край. В поезде моя мать приняла решение выйти вместе с детьми на станции Ефимовское Ленинградской области и добраться до деревни Журавлево, находящейся в 20 километрах от станции, где жила бабушка. Деревня находилась в 70 километрах от линии фронта. Уже после войны узнали, что поезд, на котором мы ехали с ленинградцами, по прибытии в Краснодарский край оказался также в оккупации.

В 1945 году мы вернулись в Ленинград, а в 1947-м я поступил в мореходное училище. Там и начальник, и его заместители, и командиры рот – все были на действительной военной службе. Мы проходили обязательный курс военной подготовки, полугодовую стажировку по специальности в одной из частей военно-морских сил, госэкзамен с присвоением первого офицерского звания.

В это время уже шла война в Корее, в которой СССР принимал активное участие. На Западе обстановка складывалась еще более тревожная. Уже в 1945 году западные союзники начали разработку планов войны против нашего государства. Вероятно, поэтому почти сорок процентов выпускников училища отправились служить в военно-морские силы. Так началась моя служба, которая продлилась до 1975 года. После выхода на пенсию в звании майора я отработал еще 15 лет в народном хозяйстве. За моими плечами 45 лет трудового стажа. В 1999 году я овдовел. От тяжелой и продолжительной болезни  умерла моя жена. В 2003 году я приехал из Таллина в Кумертау навестить родственников жены, у которых мы провели отпуск в 1957 году. И в этом городе решил остаться, так как встретил свою вторую половину, тоже вдову. И вот уже 17 лет мы вместе.

С сердечной

благодарностью своей жене, Лидии Васильевне

Глушковой, представляю

в её изложении некоторые события моей жизни,

 Анатолий БЕЛОВ