Кирсанна и Первомай

Любить Первомай нас научила Кирсанна. Так называли её не только ученики, но и родители для удобства произношения. Кира Александровна нисколечко не обижалась. Сказать, что она была уникальным педагогом, значит, не сказать ничего. Оторвусь от первомайской темы, чтобы воздать должное этому святому человеку. Моя мама часто приговаривала, что троих последних из своих семерых детей она рожала через четыре года под Кирсанну. Старшие дети были рождены в другом городе, откуда папу перевели в Янгиюль – глубокую провинцию – по партийной линии, поэтому им с Кирсанной не повезло.

К сожалению, наш 1 «б» был у Кирсанны последним в трудовой биографии, ведь она уже была пенсионеркой, хотя и с пионерским задором. Много лет назад её, выпускницу Кировского пединститута, привез из армии красавец Эшреф. Новой крымско-татарской родне невестка пришлась ко двору, так как оказалась уважительной и работящей. К счастью, по соседству построили школу, в которую молодая девушка Кира пришла с новеньким дипломом, а ушла седовласой, уважаемым всеми в нашем среднеазиатском городке Человеком с большой буквы.

Волей руководства страны в наши края до войны и после переселяли представителей многих национальностей, а некоторые и по доброй воле в поисках сытной жизни перебирались в эти тёплые края. Поэтому в нашем классе учились дети русских и узбеков, татар и башкир, немцев и корейцев, греков и армян, грузин и азербайджанцев, крымских татар и турков-месхетинцев, украинцев и белорусов. Была даже горная (и очень этим гордая) шорка, отец которой, начальник местной воинской части, перевез семью из Алтайского края. Не знали мы тогда модного сейчас слова «толерантность», но человек мира Кирсанна своим подвижничеством так подсадила нас на дружбу народов, что интернационализм выработался у нас в крови.

Начать с того, что любимой темой классных часов по субботам у нас были прославления достоинств каждой из национальности. Это делалось даже через песни и танцы. Диву даюсь, откуда тогда (в отсутствии интернета) Кирсанна доставала тексты песен, узнавала движения танцев! Скорее всего, из книг и от родителей одноклассников, с которыми была очень дружна. Мы не просто заучивали незнакомые слова, но и с помощью любимой учительницы узнавали содержание песен. На премьерах в обязательном порядке звучали посвящения народам и конкретным их представителям, нашим одноклассникам. Так Вовке Мильхердту мы посвящали «О, ду либе Августин» и очень жалели героя песни, у которого не осталось ни денег, ни пиджака, ни ценностей. В честь Инны Штельман пели «Хурвахим». В честь Гаянэ Галстян разучивалась и исполнялась грустная песня про Сирун. Учить её было неимоверно трудно. Лучше всех это получалось у Зойки Гафаровой, но при словах «…инчу мотецар сртыс гахтникэ, инчу имацар ми анмег сиров ес кез сиреци байц ду анирав давачанецир…» у Зойки начинали капать слезы от жалости к влюбленным.

Почти полвека прошло, а разбуди кого из нас, оставшихся в живых одноклассников, и скажи нам «Сулико» или «Маричка», так мы на автопилоте начнем петь «Экал шеварды шевниш нэ…» или «Ой, Маричка, чичери, чичери чичери, расчеши мне кучери, кучери, кучери» и так далее. Про «бас, кызым Апипа» я и не говорю. Как, впрочем, и про крымско-татарский танец «Хайтарма» и молдавский «Жок». Когда мы все эти песни и танцы исполняли, то чувствовали себя на одной волне с каждым представителем международного репертуара.

Не забывала Кирсанна и о пище телесной. Договаривалась с родителями, которые готовили для нас национальные блюда, шедшие после национальных песен на ура. На всю жизнь запомнился вкус штруделя от бабушки Мильхердта, хаша от папы Галстян, долмы от Кулиевых, драников от Рафаловичей, галушек от Науменко, козьего сыра – пенъыра от Мустафаевых, клефтико от Теодоракисов, пулькоги от Кимов, кимчи от Ли и так далее.

Возвращаясь к теме солидарности трудящихся, нельзя не сказать, что изучали мы не только культуру братских народов, но и их ремесла. Папа Земфиры, к которому мы пришли всем классом в шашлычную, учил нас, как по всем правилам готовить шашлык по-азербайджански. Наглотались мы тогда вкусного дыма и на всю жизнь запомнили советы мастера.

В мастерской папы Хадичи мальчики учились чинить глиняную и фарфоровую посуду, продлевая ей жизнь. Это сейчас посуду выбрасывают, а в трудные времена в среднеазиатских мастерских на чайники, к примеру, устанавливали жестяные носики. Наверняка, кто-нибудь из читателей такие видел. Дедушка Акмаля знакомил нас с процессом изготовления колёс для подъёма воды.

К Первомаю мы начинали готовиться загодя. Наш класс (а тогда все школы выходили на демонстрацию) шел в колонне, разодетым в национальные костюмы. Мы из них вырастали, поэтому родителям, а чаще всего самой Кирсанне, приходилось что-то надставлять, чем-то дополнительно украшать. Мы всегда на фоне школы выглядели достойно, поэтому директор Михаил Аронович всегда при всех пожимал Кирсанне руку.

Во второй половине первого мая муж Кирсанны, водитель автобуса, отвозил нас на настоящую маёвку, и каждый раз – на новое место. Пикник получался здоровским. Вначале, естественно, Кирсанна напоминала нам об истории праздника, объясняла, почему трудящимся надо объединяться, почему народам мира надо жить дружно. А потом мы наедались вкусностями и играли кто во что горазд. Сыновья Кирсанны следили за нашей безопасностью, особенно, если маёвка проходила у водоёмов.

Ну разве не счастливым было наше детство? Мы и сейчас, общаясь с одноклассниками в соцсетях, вспоминаем, как Кирсанна возила нас в театр оперы и балета, в драмтеатр и цирк, в планетарий и дендрарий, в филармонию и зоопарк. Несмотря на загруженность по дому и нездоровье (в 50 лет перенесла инфаркт), она старалась нас развивать, приучала к чтению, прививала уважение к людям вообще. Умерла она много лет назад, но продолжает освещать путь своих учеников. Завтра очередной Первомай в моей жизни. И опять я посвящаю его Вам, дорогая моя Кирсанна!